В холле никого не оказалось, в кухне – полная тишина. Малко вошел и увидел Биг Лэда, сидящего перед кружкой пива. Он взглянул на Малко ничего не видящими, неестественно голубыми глазами. Рядом с ним на столе стояла порожняя бутылка хозяйственного спирта...
Внезапно Биг Лэд свалился на пол, как надувная кукла, из которой выпустили воздух, и остался недвижим. Брайан куда-то исчез. Малко вернулся в холл, и тут раздался голос, заставивший его вздрогнуть от неожиданности:
– Она в гостиной.
В малом холле сидел на табурете из слоновой ноги, положив поперек колен «армалит» и ехидно глядя на Малко, Гордон-Динамитчик. На полу у его ног стояла бутылка «Пепси-колы».
– Вам повезло, «поросенок», – продолжал он, – только не вздумайте удирать. Спать мне не хочется, а глаз у меня верный.
Ничего не сказав ему в ответ, Малко поворотил назад и отправился в гостиную. Маурин скинула джинсовую куртку и закинула ноги на низенький столик. На полу стояла на три четверти пустая бутылка коньяка «Гастон до Лагранж». Революционная страсть, как видно, не заглушила в ней тягу к роскоши. Она даже не подняла голову, когда он подошел. Малко уселся подле нее.
Через несколько секунд она обратила к нему глаза с расширенными зрачками и уставилась на него.
– Что вам нужно?
Сказано было так, как если бы одергивали нахального слугу. В Малко вскипела голубая кровь. Эта заносчивая революционерка-изуверка вынудит его в конце концов забыть о воспитанности!
– Вас!
Маурин приглушенно хохотнула.
– Мне просто хотелось проучить Биг Лэда. Не испытываю желания спать с капиталистом.
Бешенство закипело в Малко. Ледяным голосом он отрезал:
– Терпеть не могу игроков, которые не платят долгов!
Он схватил ее за руку и заставил глядеть на себя. Прочитав нечто в золотистых глазах, она отвернулась и встала.
– Хочу музыки, – сказала она как бы про себя.
На столе стоял допотопный патефон. Маурин покрутила ручку и поставила первую попавшуюся пластинку. В гостиной послышались заунывные звуки народной ирландской баллады. Не обращая ни малейшего внимания на Малко, Маурин начала танцевать в одиночестве нечто вроде изящной джиги с ритмическим покачиванием, точно дразня Малко. Только ему не этого было нужно...
Он встал, поймал ее за руку и притянул к себе. Маурин вырвала руку с каким-то диким озлоблением. Он предпринял новую попытку, но она схватила полную рюмку коньяка и запустила в него с воплем:
– Проваливайте ко всем чертям!
Малко увернулся, и рюмка разбилась о великолепное венецианское полотно. Увидев, что испорчена такая дивная вещь, Маурин захохотала, как сумасшедшая:
– Так вам и надо, «поросята»!
Очевидно, входя во вкус, она подпрыгнула, сдернула со стены старинное копье и распорола им один из больших гобеленов, затем вонзила его в кресло, точно поражая кого-то из контрреволюционеров. Наконечник вышел с другой стороны, вырвав из набивки целый пук конского волоса. Издав дикий, совершенно истерический вопль, Маурин помчалась в холл. По дороге она сбила с цоколя статую, воткнула копье в фисгармонию, издавшую, точно жалуясь, зловещий стон. А она продолжала крушить все подряд: вазы, картины, безделушки. Сокрушительный смерч! Бесподобная в своем буйстве, она обрушилась на другую фисгармонию, пиная, тыча в нее копьем, осыпая бранью.
Затем она сорвала гардину и вонзила копье в слоновью ногу, на которой сидел давеча Гордон. Но динамитчик исчез!
Малко настиг Маурин и обхватил ее поперек туловища. Ему было в высшей степени безразлично, если бы она разнесла в щепки обиталище своих предков, но она начинала действовать ему на нервы.
– Да вы с ума сошли! Прекратите! – прикрикнул он.
Она вырвалась с неожиданной силой и повернулась, грозя ему копьем:
– Оставьте меня в покое!
И с этими словами попыталась проткнуть его, как только что фисгармонию.
Это стало каплей, переполнившей чашу его терпения. Он выкрутил Маурин правую руку, схватив ее за запястье, и копье упало на плиточный пол.
– Маурин! Сейчас вы получите то, чего вам так давно недоставало: самых чувствительных шлепков по мягкому месту, какими вас когда-либо потчевали!
Маурин отступила со сдавленным восклицанием. Малко схватил ее за кофточку. Она рванулась, и ткань с треском разорвалась. На Маурин не было бюстгальтера, на свет божий глянули две полные груди.
Как разъяренная кошка, Маурин с рычанием кинулась на Малко, выпустив когти. Малко уклонился от удара ногой, который грозил ему участью, постигшей Абеляра.
Они сцепились, как извозчики. Она рвала на нем волосы, царапалась, поносила его площадной бранью. Потеряв равновесие, они свалились на пол. Малко во что бы то ни стало хотел исполнить свое намерение: устроить ей первостатейную норку.
Не обращая внимания на сыплющиеся удары, он ухватился за верх ее джинсов и потянул что было сил. Джинсы разъехались до паха. Тогда он перевернул ее вверх спиной, уселся ей на ноги и снова потянул штаны книзу. На бедрах они застряли, но вскоре все же подались, открыв его взору благопристойные белые трусики, отделанные узкой кружевной каймой.
Стаскивая с Маурин штаны, Малко случайно оцарапал ее, и на левой ягодице появилась длинная царапина. Опираясь на руки, Маурин, сколько могла, повернулась к нему, растерзанная, бурлящая яростью, с безумной злобой в глазах.
– Я убью вас! – выкрикнула она. – Вырву вам...
Фраза осталась неоконченной, потому что правая рука Малко с размаху опустилась на ее седалище.
Маурин рванулась, что было мочи, но от ее порыва зад лишь еще больше выпятился, принимая второй удар... Малко повернулся боком, став на колени подле Маурин и, придавив ей затылок левой рукой, от всей души продолжал отхаживать ее правой по голому заду...